Наш ответ антирусскому фронту

Учитывая создание антироссийского фронта по следам инцидента в Солсбери, есть соблазн нанести сильный ответный удар. Но если британские попытки возродить былое противостояние скорее исключение, чем правило, то России разумнее было бы действовать с расчётом на более длительную перспективу, считает эксперт клуба «Валдай» Мэри Дежевски.

Всегда есть соблазн сконцентрироваться на текущем моменте, рассматривать всё через призму настоящего и не утруждать себя осознанием того, что сегодняшние обстоятельства могут быть исключением, а не правилом. Поэтому мы поступили бы недальновидно, если бы стали рассматривать произошедшее за последние несколько недель резкое ухудшение отношений между Россией и Западом – Соединённым Королевством, странами ЕС и США – как нечто, чему суждено определять эти отношения на протяжении следующих пяти лет.

Даже в нынешних обстоятельствах, когда Запад, как представляется, готов объявить новую холодную войну, видимость может расходиться с реальностью. Действительно, есть страны, которые всегда были настроены агрессивно по отношению к России, например Великобритания и некоторые бывшие члены советского блока. Но Европейскому союзу в целом свойствен более дифференцированный подход, да и сама Великобритания пока что не совершила ничего такого, что серьёзно повредило бы её экономическим интересам.

Даже если Лондон, как он грозился, возьмется за проверку источников происхождения российских денег (что маловероятно), то можно ожидать, что коренные экономические интересы Соединённого Королевства, в частности размещение «Газпромом» еврооблигаций на Лондонской фондовой бирже или покупка необходимого СПГ, всё-таки возьмут верх. Посмотрите на Германию: высылка четырёх российских дипломатов рассчитана на краткосрочную перспективу, а разрешение на постройку последнего участка «Северного потока – 2» − на длительную.

Иными словами, в Европе политика, скорее всего, отойдёт на второй план перед экономическими и коммерческими интересами. Деловое сотрудничество обусловлено географической близостью, природными богатствами России и потребностями ЕС в поставках энергоносителей, и продлится оно намного дольше, чем пять лет. Было бы желательно, конечно, чтобы процесс сопровождался потеплением отношений в других областях, но это не столь важно, если это не соответствует взаимным интересам.

Похоже, что другая очевидная тенденция – поворот России на Восток – будет реализовываться в более спокойной и деловой обстановке. На Западе бытует мнение, что Россия, разочарованная провалом попыток быть принятой в качестве полноправного члена западного сообщества и, в частности, отсутствием прогресса в деле создания европейской системы безопасности после холодной войны, попросту повернётся к Западу спиной и заключит союз с Китаем. Чтобы обосновать этот посыл, буквально под лупой рассматривается каждое посещение Пекина высокопоставленными российскими представителями (и наоборот).

Стремление России напомнить Западу, что он не единственный возможный партнёр, вполне объяснимо, но перспектива создания нового китайско-российского альянса в ближайшем будущем выглядит маловероятной, а то и вовсе несбыточной. Для России, её развития и территориальной целостности, растущее благосостояние и мощь Китая представляют одновременно угрозу и источник возможностей. Пока что сделки в области продажи энергоносителей приносят одни разочарования, хотя именно эта сфера выглядит идеальным вариантом для сотрудничества. В то же время китайский проект «Пояс и путь», который обе стороны расхваливают как шанс для налаживания взаимодействия, может дать основания для геополитических подозрений, уходящих корнями вглубь веков.

Интересам России, в особенности осуществлению задач модернизации, намеченных президентом Путиным, в большей степени послужило бы улучшение отношений с Японией, Южной Кореей и Индией. Россия, активно торгующая с упомянутыми странами, выглядела бы совершенно иначе – нормальной и не представляющей особой угрозы страной, чем Россия, действующая заодно с Китаем. Она также вписалась бы и в будущее мира, основанное на принципе многосторонности (или многополярности), а не на блоках великих держав. Возможно, что в таком мире России и ощущала бы себя более комфортно, учитывая её гигантские размеры и относительно немногочисленное население, которого недостаточно для заполнения такого огромного пространства. Впрочем, для любого продвижения в этом направлении требуется срок, намного превышающий пятилетний, и Соединённые Штаты должны воспринимать возвышение Китая как фактор, представляющий для них гораздо большую угрозу, чем сейчас.

Война в Сирии также напомнила о войнах «по доверенности», которые в период холодной войны вели США и СССР, поддерживавшие в них разные стороны. Сейчас и США, и Россия утверждают, что борются с исламским фундаментализмом в лице запрещенной в России ДАИШ*. Но из-за многочисленности вовлечённых в конфликт сил он представляется куда более запутанным, нежели большинство конфликтов эпохи холодной войны, а вмешательство России выглядит – во всяком случае внешне – не как участие в старомодной войне «по доверенности», а как попытка создать новую матрицу для постсоветской России, не желающей быть запертой в своем регионе.

Решение о вмешательстве было принято на законных основаниях, по приглашению признанного ООН правительства. Прямое участие вооружённых сил было и остаётся ограниченным. Россия применяет технологии, заимствованные у США и Великобритании; чтобы свести к минимуму военное присутствие и потери на земле; используются спецназ, частные военные компании и авиация. С завершением активной фазы вооружённого противостояния Россия должна взять на себя роль дипломатического посредника, привнести стабильность и обеспечить мир в стране, где она остаётся влиятельным игроком. Сирия в этом случае может послужить примером того, как следует вести дела на Ближнем Востоке, в отличие от «подвигов» США и Великобритании в Ираке и Ливии.

Этот последний этап – переход от вооружённого конфликта к переговорному процессу – оказался наиболее трудным, так как здесь России необходимо не просто согласие множества других сторон, а сотрудничество с ними, в том числе (по Сирии) с США, в котором ей как раз и отказывают. Но по мере завершения главной войны – против Башара Асада – продолжающееся вмешательство американских войск всё больше похоже на попытку получить как можно больше преимуществ перед грядущими переговорами, чем на желание начать новую холодную войну. Да и в любом случае – если бы США и России довелось вступить в конфликт в Сирии или из-за Сирии, то это была бы не холодная, а самая что ни на есть горячая война, которой, к счастью, пока удаётся избежать. Недавнее снижение накала риторики с обеих сторон говорит о том, что наверху осознали масштабы угрозы и предприняли усилия по её предотвращению.

Вышесказанное заставляет нас вновь обратиться к Соединённым Штатам, к той стране, а лучше сказать – к той великой державе, на которую по-прежнему равняется Россия. Во время президентской кампании 2016 года казалось, что Дональду Трампу это понятно, и в общении с Россией он избежит снисходительного тона, часто проявляющегося в отношениях сторон, неравных по богатству и военной мощи. Однако у конгресса США, да и у потерпевших поражение демократов, на этот счёт были иные соображения. Голословные обвинения России во вмешательстве в ход выборов и начавшаяся истерия похоронила надежды Трампа на сближение с Российской Федерацией. Взаимная высылка дипломатов, лишь отдаленно связанная с отравлением в Солсбери, наводит на мысль о том, что с разрядкой во взаимоотношениях придется подождать.

Тем не менее, похоже, что между Трампом и Путиным установилось определённое взаимопонимание, о чем свидетельствуют сообщения об их разговорах по телефону; оба лидера воздерживаются от предъявления друг другу личных обвинений в хакерских атаках. Трамп поздравил Путина с переизбранием на новый срок (по-видимому, вопреки советам помощников) и поговаривает о целесообразности личной встречи с Путиным в не столь отдалённом будущем. Как неисправимая оптимистка, я не стала бы исключать и возможности не столь сенсационной, но не менее судьбоносной инициативы – нормализации отношений Трампа с Северной Кореей.

Что не подлежит сомнению − как то, что в Москве тает лёд, а в Лондон приходит весна, − так это динамика событий, исход которых непредсказуем. В Европе выход Соединённого Королевства из состава ЕС может способствовать укреплению Евросоюза (как пока что и происходит), но может и ослабить связи между его членами. При этом никто уже не говорит о расширении ЕС, так что Украине, Молдове и Грузии суждено остаться пограничными территориями. Перспективы политической оттепели в северо-восточной Азии таковы, что у России могут появиться партнёры помимо Китая, но она может и не состояться: тогда мы будем свидетелями ещё большей напряжённости, чем сейчас. В США у Трампа могут сохраняться надежды на улучшение отношений с Россией, но существует вероятность, что ситуация будет усугубляться, поскольку расследование Мюллера в отношении российского вмешательства всё ещё продолжается.

Но и от России кое-что (а, возможно, и многое) зависит. До послания Путина Федеральному собранию, в ходе которого были показаны новые российские военные разработки, казалось – по крайней мере мне – что Москва экспериментирует с новым, более спокойным подходом к международным отношениям, который может снизить обличительный запал западных стран. Теперь, когда выборы состоялись, всё зависит от того, каким путём пойдёт Россия. Учитывая создание антироссийского фронта по следам инцидента в Солсбери, есть соблазн нанести сильный ответный удар. Но если британские попытки возродить былое противостояние скорее исключение, чем правило, то разумнее было бы действовать с расчётом на более длительную перспективу.

Источник: ru.valdaiclub.com

Автор: Мэри Дежевски

Мнение автора статьи может не совпадать с мнением редакции