Борис Межуев: Трагедия «Курска» вскрыла проблемы российской власти начала нулевых
Википедия

В день памяти гибели экипажа подводной лодки ИА «Новороссия» обратилось к философу и политологу Борису Межеву с просьбой поднять в памяти, а также оценить последствия трагедии «Курска» на историю России.
ИА «Новороссия»: Борис Вадимович, можете вспомнить день, когда произошла трагедия? Как Вы восприняли новость и что тогда переживали?
Борис Межуев: Знаете, я воспринимал крушение совершенно не политически – скорее, трагически. Это действительно трагедия экипажа, особенно тех людей, которые ожидали смерти. Когда появилась информация о стуках, возникло очень тяжелое психологическое напряжение, политический аспект этой темы я в тот момент почему-то вообще не воспринимал. У меня не было как обиды на главу государства, так и восторга от его действий. Политический контекст не воспринимался в качестве центрального, несмотря на то, что это было первое столкновение средств массовой информации с новой властью. Это все знали. Потому что критическая подача информация о «Курсе» по телеканалу НТВ положило начало той войне, которая, в некоторой степени, продолжается и по сей день.
У меня не было ни пристрастно-отрицательного, ни пристрастно-положительного отношения к этой ситуации. Было видно и понятно, что речь идёт о возможном столкновении с американской подводной лодкой. Правда ли это — тогда никто не знал, однако обсуждения были. Это действительно был момент очень сильного психологического напряжения. Мне очень сложно выделить политический аспект, поскольку я понимал, что, вероятно, есть тема секретности, проблема обращения к международной помощи. Сейчас, наверное, такой проблемы уже нет. Однако тогда психологически плохо воспринималась сама мысль, что можно прибегнуть к международной помощи для спасения экипажа собственной подводной лодки. С другой стороны, я вынужден признать, что медийный пиар власти был крайне плохой. Даже сегодняшние способности пиар-служб поддерживать имидж власти кажутся совершенно гигантскими. 20 лет назад была и растерянность, и неуверенность, и неудачно высказанные фразы, самая известная из которых «она утонула». В тот момент «медиашелуха» была очень заметна. Сейчас мы наблюдаем совершенно другую картину.
ИАН: В каком положении находилась Россия 20 лет назад, при каких обстоятельствах произошла эта трагедия?
Б. М.: Была Проблема Севера и она до сих пор существует. Вспомнить хотя бы разлив дизельного топлива в Арктике. Это одно из самых уязвимых мест России. Другое дело, что речь может идти и о Вооружённых силах. 20 лет назад армия и флот находились в жутком положении. Сейчас больше катастроф происходит с атомными электростанциями и другими формами производства. Армия сделала мощный рывок вперёд, однако ко всей стране это не относится. Поэтому я бы разделил этот момент на две части. С одной стороны, имидж, за которым стоят реальные дела, пошёл вверх. Однако, с другой стороны, весь общий контекст нашего распоряжения Севером пока ещё вверх не пошёл.
ИАН: Решения властей подвергались жёсткой критике, выстраивались различные конспирологические теории. Как Вы сегодня оцените действия российских властей спустя 20 лет?
Б. М.: Вы знаете, сейчас обращение к международной помощи было бы уже более естественным. Нужно сказать, что вряд ли помощь кардинально изменила бы ситуацию — вероятно, сделать всё равно ничего бы не успели. При этом удар по имиджу, сложись всё иначе, был бы не таким сильным. В тот момент мы получили осуждение, в особенности со стороны норвежцев, за то, что обрекли экипаж на смерть. Сегодня начал действовать Арктический совет, который существует в значительной мере и для того, чтобы предотвращать подобного рода инциденты, создавая режим международного сотрудничества. Мне кажется, что катастрофа была бы решена совместными действиями. Был создан очень хороший механизм, позволяющий устранять проблемы и налаживать международное сотрудничество. Это важнейший фактор, который предотвращает подобные инциденты в Арктике и даёт возможность взаимодействовать различным сторонам, отодвигая на второй план вопросы обороны. За это время было сделано множество положительного, однако на тот момент казалось, что Россия в очередной раз входит в период техногенных катастроф.
Я помню, что это был не единственный инцидент, произошедший в тот же год. Вспомним хотя бы пожар на Останкинской телебашне. Этот период был отмечен целым рядом подобного рода катастроф. Казалось, что правление нового президента Владимира Владимировича Путина началось с целой серии неприятных событий. Потом стало ясно, что проблемы постепенно переходят в более-менее предсказуемое русло, однако в этом году мы видим, что многое может воспроизвестись.
ИАН: Какой отпечаток эта катастрофа отложила на последующей истории России?
Б. М.: Здесь мы можем сказать о трёх факторах. Первый — появление Арктического совета. Россия является одним из пять государств, взаимоотношения между которыми довольно тесные. Например, Россия и Канада — антагонисты повсюду, кроме Арктики. Или же, например, Россия и Норвегия, входящая в НАТО — в трудные моменты проблемы, как мы видим, решаются. Второй момент — это техническое переоборудование флота. Стоит отметить, что подобного рода катастроф всё-таки уже не происходило. Третий фактор — с той катастрофы началось обострение во взаимоотношениях власти и средств массовой информации. Произошло некоторое огосударствление некоторых телевизионных СМИ.
Это имело двойной эффект. С одной стороны, телевидение перестало быть средством информационного шантажа власти. Это скорее позитивный момент. Телевидение не стало поставщиком компромата, что было во время Первой чеченской войны. Эта проблема была решена — она действительно предельно деструктивно. С другой стороны, картинки в телевизорах стали скучнее. Сегодня это компенсируется предельной свободой YouTubeи интернет-каналов. Тот факт, что телевидение стало скучным теперь играет негативную роль для российской власти, поскольку оно не может конкурировать с интернет-каналами. Это, конечно, минус для государства.
ИАН: Как Вы считаете, могла бы подобная ситуация произойти в наши дни?
Б. М.: Я читал на эту тему достаточно много статей. Единую версию никто не выдвигает. Поэтому мы не можем абсолютно точно говорить о том, что там случилось. Я думаю, что если это был взрыв торпеды, то такое может произойти в любой момент. Если же речь идёт о столкновении подводных лодок, мне кажется, сегодня это маловероятно. Сейчас координация военных, особенно в Арктике, более отточена, чем в тот момент. Тогда это было гораздо сложнее, даже несмотря на ухудшение отношений со всеми нашими западными партнёрами.
ИАН: Какой урок трагедия «Курска» преподала России? Что страна вынесла из этого инцидента?
Б. М.: С этого момента отношение к военным стало менее циничным, а к журналистам — наоборот. Эта ситуация заставила Путина испытать шок — он же привык в течение первой избирательной кампании пользоваться достаточно положительным отношением СМИ. Первый канал, казалось бы только что носил его на руках, и, вдруг, по неизвестным причинам начал его поносить. Это произошло менее, чем через год после его прихода к власти, когда он ещё ничего не успел сделать. Это для него стало неприятными уроком.
С тех пор отношение ко многим средствам массовой информации у него стало довольно скептическим. Это, возможно, на самом деле имело место быть. Он стал относиться к журналистам как к, мягко говоря, несвободным людям. Только что они говорили хорошее, проходит год, и ситуация кардинально меняется. До этого конечно были нападки и со стороны НТВ, однако его он считал враждебным, а Первый канал, вроде как, находился в категории «дружественных». Быстрая смена ориентиров преподало урок правительству — оно стало относиться к средствам массовой информации с больше осторожностью.