Станислав Смагин: Терпение ради России

Трехдневный промежуток с 4 ноября по 7 ноября, с официального Дня народного единства до полузапретного Дня Октябрьской революции, по традиции является кульминацией «красно-белого» спора, к которому уместнее применить термин «вакханалия». Почитатели «России, которую мы потеряли» и Солженицына как пророка ее (особенно комично, когда эти же почитатели раньше признавались, что и пары солженицынских абзацев без зевоты прочитать не в состоянии) обвиняют в нерусскости всех, кто по пять раз на день не молится на икону царь-страстотерпца и столько же раз не плюет на портреты большевистских вождей.

А вот давнишняя цитата с одного известного ресурса, сочетавшего монархизм с лютым атеизмом и трансгуманизмом: «В идеологическом смысле современная Россия представляет собой радиоактивную пустошь, медленно приходящую в себя после коммунистического ядерного взрыва, помесь «Сталкера» и Fallout. Почти безжизненная, выжженная земля, населенная радиоактивными коммунистическими мутантами, примитивными племенами опустившихся внеидеологических аборигенов, маленькими сектами и культами поклонников ложно понятых западных идеологий… само собой, с грандиозными остатками циклопических русских идеологических сооружений. Страшное и заманчивое место для путешествия простого русского человека с потертым АК-74, вынужденного пить таблетки от коммунистической радиации каждые полчаса (Rad X + Rad Away + Ильин), отстреливая бросающихся на него серпо-молоткастых тварей, мутировавших до совершенно невероятного состояния».

Впрочем, и на противоположном краю дела зачастую не лучше. Здесь за робкое предположение, что пусть даже царь был и не очень, но, например, убивать больного подростка было необязательно, тебя могут окрестить «власовцем», а то и – почему-то – бандеровцам. Соответственно, центристам, не считающим нужным впадать в ту или иную крайность и за это получающим тумаки с обеих сторон, остается либо все-таки для морального спокойствия в крайность впасть, либо взять на вооружение лозунг: «Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют».

А ведь центристы, в духе «за Царя и Советы» и неделимости русской истории – это как раз большинство населения Россия. Правда, центристы в массе своей латентные и напряженно идеологические вопросы не обдумывающие, время массовой острой политизации и многомиллионных тиражей «Огонька» прошло (сентябрьские протестные голосования – это пока что именно стихийны протест, а не идеологически мотивированный процесс). Деятельных и способных отстаивать свою точку зрения до любого предела и любыми способами «красных» и «белых» не так много, но они достаточно энергичны и активны, чтобы если не организовать «матч-реванш» по следам событий столетней давности, то как минимум внести дополнительную лепту во все более вызревающий социально-политический кризис, возникший по иным причинам. Да и вообще, очень часто пассионарное меньшинство тащит за собой пассивное большинство.

Извините, но я против. Во-первых, по соображениям, если так можно выразиться, эстетическим. Я не люблю, когда кто-то за меня определяет, что я «беляк» либо, напротив, «совок». Я православный русский националист (хотя более точным, полным и корректным мне видится определение «национал-патриот»), при этом я считаю советский период нашей истории, со всеми его ошибками, грехами и преступлениями, в хорошем смысле пиковым. Знаю, что такая позиция далеко не только у меня. Что по этому поводу думают самоназначенные комиссии, решившие, что могут определять, кто достоин быть православным национал-патриотом или апологетом СССР – мне, признаться, совершенно плевать.

Второе возражение весомее и существеннее. Физические и/или мировоззренческие потомки «красных» и «белых» уже не раз объединялись. Объединялись во время Великой Отечественной. Объединялись в конце 1980-х-начале 1990-х в попытках противостоять очередной национальной катастрофе. Объединялись осенью 1993 года на баррикадах перед Белым домом. Объединялись в протесте против натовских бомбардировок Югославии. В поддержке Второй чеченской кампании. Наконец, в самой горячей и деятельной помощи Русской Весне, пусть даже одни видели ее как в первую очередь русское, а другие – как антифашистское социальное восстание.

А что, сейчас причины для объединения и если не объятий, то хотя бы терпимости друг к другу исчерпаны? Мир признал Крым русским? Украина перестала терроризировать Донбасс? Российская Федерация перестала быть страной чудовищной социального расслоения и несправедливости, феокапиталистическим государством компрадоров, олигархов и насквозь коррумпированных чиновников? Из властных кабинетов куда-то подевались политтехнологи-манипуляторы, раздувающие саму эту мерзкую «красно-белую» вражду, чтобы отвлечь внимание от насущных проблем?

Нет, все это никуда не девалось, напротив, ситуация лишь ухудшается и усугубляется. В этих условиях я не считаю главным рецептом уврачевания ран экзальтированные лозунги покаяться за грехи революции и гражданской войны, тем более никто из ныне живущих русских и нерусских людей к ним не причастен. К тому же предлагающие покаяться параллельно, например, скорбят из-за ввода войск в Чехословакию, называя его «колониальной антирусской акцией, гораздо более незаконной, чем американская война во Вьетнаме», и что дальше я уже боюсь представить – наверное, «прости нас, Джохар!». Ровно так же я считаю омерзительным кощунством левацкие дацзыбао о том, что «Новороссия – проект олигархов», хотя на самом деле Новороссия их не проект, а жертва.

«Красные» и «белые» блещут своей идейностью в стране, где государственная идеология запрещена ельцинской Конституцией 1993 года, написанной по американским лекалам и под американскую диктовку. Может, вместо склоки объединить усилия, чтобы сменить эту Конституцию или хотя бы заставить работать те ее положительные статьи, которые существуют на бумаге, но не работают в реальности? Скажем, несколько лет назад с высокой трибуны прозвучало, что «наша национальная идея – это патриотизм». Звучит несколько тавтологично, но и это бы ничего, не звучи одновременно с тех же трибун, что наша национальная идея – это достаток и комфорт; следовательно, наш патриотизм равен достатку и комфорту, и непонятно, чем он отличается от греческого, бурундийского или коста-риканского. Давайте реально сделаем патриотизм нашей конституционной идеологией, но не с абстрактно-потребительским, а с ценностным содержанием, устраивающим все стороны. Возможно, договариваться о компромиссном фундаменте этого содержания придется тысячу часов подряд, но лучше, если ему поспособствует возвращение к общим практическим делам, назло всем манипуляторам. Впрочем, кое-какую важную основу компромисса я все-таки проговорю – превращение другой статьи Конституции, о России как социальном государстве, из никчемной пустышки, меди звенящей и кимвала звучащего в реальный базис нашей жизни. Национальный патриотизм без социального пуст, а национальное единство без социального крайне труднодостижимо.

Давайте точно так же выработаем хоть какой-то взаимоустраивающий культурный канон. Понятно, что далеко не все могут, как Эдуард Лимонов, одновременно любить Константина Леонтьева и кронштадтских матросов. Мало кто, грубо говоря, любит одновременно «Чапаева» и «Адмирала». Но есть, например, замечательный фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар», где он неожиданно для многих, без гнева и пристрастия, показывает, почему в Гражданской войне победили одни и проиграли другие. Если его смотреть внимательно и вдумчиво, он должен быть одинаково и в равной степени как приятен, так и неприятен «красным» и «белым» одновременно. Давайте возьмем его в канон.

Есть замечательная повесть «Из рода Караевых» совершенно незаслуженно забытого писателя Леонида Ленча, автора, кстати, сценария к фильму «Девушка без адреса». Сюжет — поручик Сергей Караев, представитель славной офицерской династии, храбро воюет в Первую мировую, затем и в Гражданскую, на стороне белых. У него есть любимая с юных лет девушка, ждущая от него ребенка, но есть и зазноба на стороне, богатая француженка, зовущая с собой в Париж. В итоге, в последний день эвакуации разгромленных белых частей, он принимает мучительное решение: остаюсь! Его зовут на службу к красным, он, опять-таки мучительно подумав, соглашается. Почти тут же Караева арестовывают по подозрению в контрреволюционном заговоре и чуть не расстреливают, но его тетя-акушер принимает тяжелые роды у жены начальника местного ЧК, через что Сергей и спасается. Его отправляют воевать с басмачами в Среднюю Азию, где у него сразу не складываются отношения с однополчанином Бородулиным, пролетарием, красным с первых дней революции, ненавидящим «беляка» всеми фибрами души. Но затем служба и ежедневное совместное созерцание лика смерти их сближает, а затем, когда Караев героически гибнет в бою, Бородулин женится на его вдове и усыновляет сына. По-моему, экранизация этого произведения имела бы большой успех и украсила бы тот самый чаемый канон.

А чем плоха для экранизации биография реального человека – казака Тимофея Шапкина? В Первую мировую он дослужился до звания подхорунжего, затем в Гражданскую воевал в рядах Вооруженных сил до их разгрома и затем, будучи уже подъесаулом, перешел на сторону «красных», чтобы биться против поляков. По воспоминаниям, когда он, принимая под командование полк, подъехал к конному строю и поздоровался, никто из красноармейцев ему не ответил, показывая неприязнь. Тогда Шапкин, взяв на кончик шашки землю, съел ее перед строем, по казачьему обычаю доказывая преданности Родине, скомандовал: «Полк, за мной!», и все действительно устремились в бой за ним. Позже Шапкин, как и книжный Караев, сражался в Средней Азии против басмачей, а в Великую Отечественную командовал Четвертым кавалерийским корпусом, освобождая Ростов-на-Дону и Новочеркасск.

Давайте включим в этот канон генералов Брусилова и Слащёва. Максимилиана Волошина, прятавшего белых от красных, а красных от белых, и одинаково жалевшего и тех, и других. Или другую колоритную фигуру, красного матроса Филиппа Задорожного, охранявшего от собственных соратников в имении «Дюльбер» членов семьи Романовых.

Однако это очень важная — и все-таки лишь надстройка, дополнительная опция. А для начала – давайте научимся если не дружить и понимать, то хотя бы терпеть и принимать друг друга. Ради нашей общей России, ради воссоединения, счастья и процветания нашего народа. Если вы, прочитав эти строки, немедленно бросились строчить комментарий о невозможность приятия «защитников памяти латышско-венгерских интернационалистов» / «наймитов Антанты», о том, что «СССР соотносится с Россией как убийца с убитым или Османская империя с Византийской» либо, к примеру, о вашем презрении к «власовской тряпке» — не нужно отправлять этот комментарий. Ни к чему он. Лучше прочитайте материал снова и подумайте, а если не получится – повторяйте снова и снова, пока все-таки не получится.

С наступившим 7-м и прошедшим 4-м ноября, дорогие россияне и будущие русские!

Станислав Смагин, главный редактор ИА «Новороссия»