Станислав Смагин: Одесса. Четыре года русской боли

Моя замечательная школьная учительница русского языка и литературы была небольшого роста и достаточно жесткого характера. Наверное, Железная Кнопка из «Чучела», подросшая, чуть оттаявшая, но сохранившая в целом внутреннюю сталь вместе с юношеским прозвищем, выглядела бы примерно так; даже в облике они чем-то похожи.

Я часто видел ее эмоциональной, но лишь раз — со срывающимся голосом, почти плачущей. Это было, когда она, не помню уж по какому поводу и в связи с какой темой, спросила нас на уроке: «А вы знаете песню «Огромное небо»?» — и, поняв, что нет, не знаем, запела: «Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя…».

Уже тогда песня эта произвела на меня неизгладимое впечатление и на некоторое время заняла если не все мысли, то изрядную их территорию, но лишь чуть повзрослев, я понял, почему ее нельзя петь спокойно. Точнее, не совсем так, не «почему», иррационального здесь не меньше, чем рационального. Просто понял: спокойно русскому человеку ее петь невозможно.

2 мая 2014 года я был в черноморском санатории. Вечером мы с компанией пошли в караоке. Уже сидя за столиком, я зашел в интернет с телефона почитать новости (той весной я, как и многие русские люди, старался узнать новости чаще обычного) и узнал о случившемся в Одессе. Перед глазами все поплыло. На автомате я взял в руки папку с перечнем песен, возможных к исполнению — эдакое музыкальное меню, и нужная страница словно открылась сама собой. Я не совсем твердой походкой подошел к человеку, управлявшему процессом, сказал номер нужной композиции и, сжав микрофон, дрогнул голосом в него: «Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя…».

Ровно через год, день в день, я оказался в том же санатории и вечером уже осознанно пришел в то же караоке, выбрал ту же строку в списке и, предваряя свое плохое пение, сказал, чьей памяти это посвящается. Мое сердце заранее сжалось от ожидания, что кто-то может проворчать: «Не порть отдых». Вы все не хуже меня знаете язвы и пороки российского общества, поэтому вряд ли будете спорить, что шанс услышать подобную фразу не проходил по разряду нулевых. Но нет. В небольшом зале, только что игривом и шумном, воцарилась полная тишина, которую разрезала лишь чья-то просьба: «Повторите, пожалуйста, свое посвящение, вдруг не все услышали»…

Первая строчка «Огромного неба» в точности характеризует отношение нормального русского человека к произошедшему в Одессе четыре года назад. Об этом нельзя не вспомнить. Об этом нельзя забыть. С того рокового дня веселая и задорная, портовая «жемчужина у моря» окрасилась в цвет крови. Этот цвет к моменту трагедии в Доме Профсоюзов и так уже прочно прописался в жовто-блакитном прапоре «Проекта Украина». Со 2 же мая биколор окончательно стал триколором, одним из самых позорных и ненавистных на свете.

Как-то на Youtube я наткнулся на видеоподборку «Десять лучших выступлений в истории КВН». К нынешнему КВН у меня отношение, как у грузина из анекдота к помидорам: кушать люблю, а так — нет. Нередки хорошие команды, яркие лица, добротные шутки. Но в целом, как система, он мне не импонирует. Противен омерзительнейшей, пусть и якобы юмористический обычай вылизывания (к счастью, пока в переносном смысле, но это пока) филейного места Масляков, противны сервильность под маской сатиры и попытки через шутку узаконить, сделать нормой пороки нашего государства и общества. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Вторым в попавшейся мне подборке шло выступление знаменитых «Одесских джентльменов» в 1990 году. Сначала участники команды рассказывают о русских чертах Одессы под танец «русский» (так он там и назван, хотя у русских много танцев и каждый имеет свое название). Затем рассказывают о еврейских чертах, танцуя фрейлехс. А затем — украинское лицо Одессы под гопак, объявленный со смачным «гэ».

Помню, когда я был в Турции, меня напрягали, втыкаясь иголкой во что-то больше даже бессознательное, чем рассудочное, призывные напевы муэдзинов с минаретов. Где-то год-полтора после «принуждения Грузии к миру» 08.08.2008 взвинчено реагировал на грузинскую музыку и танцы. Но никогда никакие напевы, песни и пляски не вводили меня в клинч так, как несколько секунд этого гггопака. Сыграло, наверное, свою роль и сочетание «украинская Одесса», четверть века назад звучавшее безобидно, а сейчас известно как. Мне казалось, что милые парни и девушки танцуют прямо на обгоревших костях.

Но присутствуют в украинской культуре элементы, еще до 2 мая 2014 и геноцида Донбасса вызывавшие у меня сильное, тогда еще плохо объяснимое отторжение, и, собственно, во многом причиной одесской Хатыни и донбасской войны на истребление как раз и ставшие. Подчеркну, что речь именно об украинской, а не малороссийской культуре. Эмоциональное, пассионарное и смысловырабатывающее ядро современного украинства, его мотор — это галицийство. О нем и говорю.

Есть такой не чуждый провокационности автор Майкл де Будион, проживающий (проживавший?) как раз в Одессе. Помню, прочитал у него описание знаменитого фильма Параджанова «Тени забытых предков» о «любви гуцульских Ромео и Джульетты». По словам Будийона, фильм этот несет совершенно чуждые европейцу культурные коды, что-то японское или африканское; какие-нибудь кинематографические польские танкисты, чехословацкие сыщики и итальянские недотепы-любовники нам много ближе и понятнее. Прочитал, пожал плечами, а через какое-то время посмотрел сию фильму и признал полную будийоновскую правоту.

Натурально африканские пляски возле костра, участникам которых не хватало лишь кости в носу, убийство местным Монтыченко местного Капулетенко на церковном дворе за то, что тот кинул в кружку для подаяний то ли больше, чем он, то ли, наоборот, меньше. И проходящие через всю картину шаманско-колдовские мотивы, не языческие даже — взять знаменитый мультфильм «Детство Ратибора», его герои во всем своеобразии нам понятны — а натурально хтонические. Как Вы относитесь к проблеме шаманизма в отдельных районах Севера, иначе не скажешь.

Еще штришок. У моей бабушки в деревне в книжном шкафу лежал альбом «Гуцульские картинки». В детстве изображенные там персонажи меня дико пугали, вплоть до того, что я пытался замалевать их карандашом и спрятать альбом в самый дальний угол. Уже во взрослом возрасте нашел альбом в Интернете, желая посмеяться над детскими страхами. Куда там! Ощущения остались примерно схожими, это уже, конечно, не боязнь, но по-прежнему отчетливое отторжение. Долго и сложно описывать это в терминах художественного восприятия, самое явное это глаза как у вампиров или оборотней, но и других элементов хватает.

Учитывая широкоизвестные особенности поведения «храбрых воинов» УПА в годы войны (затянувшейся для них аж до середины 50-х), появляется устойчивое подозрение, что все эти «сжигания ваты» и «укорачивания самки колорада» суть явления не пост-культурные (культура была, но сплыла), а докультурные.

Очистить Новороссию и Малороссию от этого докультурья, смыть с имени Одессы пятно кровавого позора, наказать виновников и трагедии 2 мая, и всего произошедшего за последние четыре года — святая русская задача. В противном случае одесская Хатынь останется не только вечной русской болью, но и вечным русским позором.

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»