Бои за Саур-Могилу. «Медведевцы» стояли до последнего

Автор: Редакция Новоросинформ

На Саур-Могиле всегда ветрено, одновременно легко и тяжело. Легендарная высота, святое место, уже сполна политое кровью защищающих его солдат. 28-го июля во время одного из самых тяжелых боев не только за высоту, но и за войну в ДНР ради удержания позиций свои жизни отдали еще четверо сынов Донбасса

На Саур-Могиле всегда ветрено, одновременно легко и тяжело. Легендарная высота, святое место, уже сполна политое кровью защищающих его солдат. 28-го июля во время одного из самых тяжелых боев не только за высоту, но и за войну в ДНР ради удержания позиций свои жизни отдали еще четверо сынов Донбасса. В их числе Герой ДНР Олег Гришин с позывным «Медведь» – один командиров батальона «Восток». В эту дату на Саур-Могиле встречаются «медведевцы» – бойцы Олега Гришина, а также другие сослуживцы, семьи погибших и выживших здесь ребят, чтобы почтить память своих товарищей.

Даже спустя пять лет «медведевцы» помнят происходящее практически до деталей. Они рассказывают мне о боях, обстрелах, спокойно, уверенно, иногда даже с легкой полуулыбкой говорят о своих чувствах в тот момент, хотя от одного представления произошедшего на высоте становится жутко. Одними из тех, кому повезло выжить в жесткой «мясорубке», растянувшейся на несколько дней, были «Бумер» и «Монтажник». Они удерживали свою позицию, с которой хорошо было видно дорогу на границу с Россией.

С пулеметом против танков

«Бумер» рассказывает, что на позиции высоты они приехали 26-го вечером, окопались, а после всю ночь длился обстрел. На следующий день украинская армия продолжала ровнять Саур-Могилу с землей. И уже 28-го июля утром началась сильная канонада, в атаку пошли танки – «Медведь» скомандовал приготовиться к бою.

«Хорошо помню, как нам в окоп пытались донести БК, но был сильный обстрел, так что пройти было просто невозможно. Все эти поля вокруг высоты были усеяны украинской техникой, – рассказывает «Бумер». – Мы смотрели на эти танки с безысходностью: ну что ты можешь сделать с пулеметом против брони? Но о смерти никто не думал, думали о том, как отбиться. После отбитой первой танковой атаки хотелось взять пулемет за ствол и бежать следом, адреналин кипел. Начинало темнеть. Украинская техника то отходила, то снова пыталась подняться на горку – тогда и было принято решение вызвать огонь на себя. БК уже оставалось мало, людей тоже было немного».

Мужчина вспоминает, что однажды солдаты ВСУ зашли на горку в тылу защитников ДНР. Наши бойцы подумали, что это были свои, так как они ждали разведку, но диалог между группами сложился несколько необычный.

«Марс заметил, что кто-то ходил по стеле, хотя наши все должны были сидеть по окопам из-за обстрелов. Я развернулся в сторону стелы, Саня тоже повернулся с автоматом в руках. Из-за стелы вышло несколько человек. Я закричал: стой пароль. В ответ на меня орали матами, я все равно требовал остановиться. Люди замерли. Я снова потребовал назвать пароль. В ответ мы услышали «батальон Восток», хотя правильным был просто «Восток». Спустя еще пару секунд кто-то заорал «лягай», и по этому звуку мы сразу открыли огонь. Наш стрелковый бой продолжался почти до рассвета».

В руках у «Бумера» его личный телефон, с которого пять лет назад «медведевцы» вызывали на себя огонь своей же артиллерии.

«Мы перебили все номер телефонов сюда, я его отдал «Сому». На счету было около 70 гривен, и новая батарея. Почти трое суток он работал в режиме передачи. И нормально. Хохлов тогда очень сильно накрыли, были слышны дикие вопли и стоны, всюду останки. Многие истекли кровью из-за ранений в руку или ногу – никто помощь им не оказывал», – подчеркивает «Бумер».

В этот же момент мужчины вспоминают о собственных ощущениях.

«Когда наша артиллерия по нам заработала, это было какое-то облегчение. Так как силы и БК уже были на исходе. Противники даже сначала не поняли, что произошло. Им «Сом» еще крикнул перед первым залпом «Держите подарочки».

«Бумеру» тогда в бок через бруствер прилетел осколок. Но он жив остался. И уверен, этому потому что наши бойцы окапывались на месте постоянно, в итоге именно окоп спас их жизни.

Спустя время высоту все же пришлось оставить: на такой шаг пошла другая группа. «Монтажник» и «Бумер» отмечают, что этих ребят можно понять: разве могут 10 человек что-то сделать против очередной мощной атаки танков, другой техники. Их командир «Урал» погиб, были и другие раненые ребята.

После тяжелых боев в последних числах июля пришло время ротации: жизненно необходимо было забрать раненых бойцов, сменить тех, кто три дня находится под градом металла.

«Наша артиллерия сделала нам проход, – говорит «Монтажник». – Рано утром 30-го июля, еще были сумерки, со стороны Снежного заскочили наши ребята. Забрали раненых, подъехав на белом бусе прямо под кафе. К нам они подошли чуть позже, принесли воду, так как мы в своем окопе оставались уже совсем без воды. Тогда еще впопыхах подумали, что забрали всех. Но на месте оставались «Бумер», «Рева», и еще один боец. За ними вернулись, и они едва успели запрыгнуть в машину, как начали раздаваться взрывы».

Сложнее всего этим смелым мужчинам даются слова о погибшем командире. «Бумер» сильно жалеет, что в том бою «Медведь» погиб.

«Олег был настоящим командиром. Спокойный, выдержанный, обстоятельный. Достаточно было одного его слова, даже не приказа, а именно слова, чтобы все выполняли необходимое. У нас было много мужиков с опытом, но все прекрасно понимали, как надо вместе работать. Я никогда не слышал от него ни одного грубого слова, только слова поддержки.

Мне очень запомнился момент, когда мы были под Песками, готовились идти ночью в атаку. Я спросил, сколько нас будет, он ответил, что 20 человек, но впереди есть мины, растяжки. Я узнал, а сколько людей на той стороне, на что «Медведь» ответил: «Может 50, может 100, а может 200». Я снова задал вопрос, не мало ли нас в таком случае, а Олег сказал, что чем меньше людей, тем проще управлять.

За таким человеком можно было идти куда угодно. Очень жаль. Нам не хватает командира. Возможно, многое было бы по-другому, если бы он остался жив. Я ни о чем не жалею, только о том, что его с нами нет. Очень не хватает этого человека».

Чудотворная «Богородица Донецкая» на вершине Саур-Могилы

От подножия Саур-Могилы к вершине высоты «востоковцы» и их родные идут крестным ходом. В руках – икона Божьей Матери «Богородица Донецкая», которую специально в этот день доставили к мемориалу. На вершине ветер треплет знамена, они громко хлопают, но слова отца Бориса слышно отчетливо. Каждое «Вечная память», «Господи помилуй» врезается в душу, панихида проходит в тишине, и только ветер качает флаги «Востока» и отдельный флаг «медведевцев».

«Мы защищаем свою землю от всякой нечисти, – обращается ко всем отец Борис. – Сейчас перед святой иконой Божьей Матери «Богородица Донецкая» – она появилась тут в 2014 году – мы отдаем память тем ребятам, которые здесь погибли, и всем, кто отдал свои жизни за нашу землю. Мы должны их помнить.

До победы еще очень далеко, еще очень многое предстоит – это только начало. Но мы должны помнить еще одну очень важную вещь. Война – это кузня, которая выковывает настоящих людей, призванных построить по-настоящему справедливое человеческое общество. Если мы этого не сделаем, то тут будут хозяйствовать те, кто развязал эту войну и теперь стремится на ней нажиться. Я думаю, мы выстоим, потому что с нами Бог. А кто против Бога – туда им и дорога.

Нам нужно помнить, что линия фронта не только там, где стреляют. Она проходит через душу каждого человека, и эта война, прежде всего, должна очистить от всего, что мешает жить нам по образу Божиему. Погибшие всегда в наших рядах, святая память о них всегда будет с нами. Да поможет нам Бог. Аминь!»

После слово берет еще один боец из команды «Медведя» Андрей Ревенко с позывным «Рева». От его слов к горлу подкатывает ком, а сдерживать эмоции все сложнее – рядом начинают всхлипывать родственники погибших ребят.

«Пять лет назад мы потеряли здесь наших друзей. Был такой же солнечный, ветреный день, было жарко, но не от погоды, а от того, что нам здесь устроили вражеские войска в огромном количестве. Этот день хорошо помнят те, кто здесь был. Мы потеряли очень хороших ребят. И жизнь нам была дарована для того, чтобы сохранить память о событиях того июльского дня, который пришелся как раз на день Крещения Руси.

Вроде как прошло много времени, вроде как много событий наслоилось, но тот день всплывает в памяти абсолютной картинкой, словно это было буквально вчера. Закрываешь глаза, и видишь, как тут все пылало в огне. Наша задача нести память об этом дне, о людях, которых мы потеряли в самом начале построения нового государства – мы еще толком тогда не понимали, что хотим построить, но знали, что не принимаем той власти. Память о наших погибших друзьях не даст забыть, ради чего и в протест чего мы поднялись. Вечная память нашим боевым товарищам».

Снова тишина. Снова ветер «хлопает» полотнами флагов, а после раздаются автоматные выстрелы. Оружейный салют в память о смелых боевых товарищах, о цене, которую пришлось заплатить за свободу, за свой выбор. На могилах «востоковцев» появляются новые цветы, звонким эхом от вершины вниз стремится звук колокола – удар за ударом.

И теперь здесь находиться очень тяжело. «Рева» соглашается рассказать и даже показать на месте, как происходил бой на высоте в тот самый день. И мы поднимаемся немного выше, почти к самой вершине, к стеле.

Цена отбитой атаки

«Эта крыша была моим рабочим местом, – «Рева» показывает на продырявленную железную конструкцию, похожую на огромный лист металла. – Я выполнял функции наблюдателя: сверху стелы видно хорошо и далеко, и когда по нам отрабатывала артиллерия, можно было заранее увидеть выстрел. Это давало запас порядка 20 секунд, что позволяло укрыться или переместиться ребятам.

Сначала на стеле сидел «Сом»: он местный и хорошо знал окрестности, поэтому в первую ротацию просидел тут почти сутки. Мы с «Сомом» делили сутки пополам по 12 часов. Можно было чуть-чуть пить, но не есть и не спать. Эта крыша находилась под углом 45 градусов. Бывало, сильно нагревалась на солнце. Но чтобы что-то видеть, нужно было на нее залазить. Ночью было немного проще, я полностью на неё сложился, и слышал, где какая техника шумит. Так что своего окопа у меня не было: либо был наверху тут, либо отдыхал».

Именно 28-го июля Андрей Ревенко находился в том месте, где, по его словам, в итоге пригодился – на северо-западном склоне. Туда прорывались танки: собственно, они доехали до кафе, стояли уже совсем рядом. Один из первых танковых выстрелов попал в верхушку стелы, где на флагштоке висел триколор. Обычно «медведевцев» обстреливали со стороны  населенного пункта Тараны, а в ночь на 28 июля со стороны Петровского работали Д-30. И каждый раз Андрею Ревенко приходилось спрыгивать в маленький проход той самой железной конструкции, так как в другом случае при попадании его просто струсило бы со стелы.

«Первым погиб наш товарищ Олег. Снаряд прилетел в парапет, за которым он находился. Мы не сразу смогли понять, куда он подевался, потом на том месте нашли его сложенный автомат, а сам Олег был отброшен на угол площадки, – «Рева» идет по небольшой площадке, ступенькам на вершине и в буквальном смысле показывает нам историю. – Вот бруствер, за ним окопчик, сюда двигался Коля «Чех». По заданию «Медведя» он должен был поднести РПГ и выстрелы для него, рации, БК. Уже совсем близко на самой горе стояла тяжелая техника, сзади – боевые машины полегче и пехота, снайпера. «Медведь» до последнего стоял здесь и управлял боем.

Последний голосовой контакт с командиром у меня был, когда он вызвал нас по рации и спросил, кто есть в подвале. На тот момент в подвале было двое «300-х», которым только оказали помощь – «Сема» и «Назар». И я из целых.

Командир спросил, сколько нас, я ответил, что я и двое «300». Тогда он сообщил, что с малой горки возвращаются танки и надо «встречать» их с РПГ. Я узнал, сколько есть времени, и он ответил, что они уже напротив туалета, то есть, они уже подъезжали к площадке. Это была пара танков, следом за ними три БМП и БТР и десантом.

Скорее всего, танки должны были заскочить на площадку и, удерживая нас огнем, дать возможность зайти десанту к нам в тыл.

Я сказал, что беру РПГ и работаю. Последние слова, которые я услышал от «Медведя», были такими – «Работай, Андрюша, работай». Даже в такой горячке событий от него шла такая спокойная уверенность, которая давала толчок сил.

Я вышел к танку. Коля «Чех» еще не успел добраться до Олега: рядом он попал под танковый выстрел, его отбросило, перевернуло. Он полз на звук, «Медведь» затащил его к себе в окоп, положил рядом, взял целые магазины, и, время от времени поднимаясь из-за этого бруствера, вел огонь из автомата и подствольного гранатомета по наступающему противнику. Больше ничего у него не оставалось.

После произошел еще один танковый выстрел. Естественно, снаряд пробил бруствер, осколки металла и камни нанесли тяжелые ранения «Медведю». Их с Колей тут засыпало, и можно сказать, что «Медведь» защитил Колю своим телом, потому  что их откинуло от взрыва.

Около 40 минут мы никак не могли подойти к ним на помощь: «Чех» вызывал, говорил, что он «300», а Олег очень тяжелый «300». Ему даже сложно было говорить. А мы не могли пройти даже 20 метров от ближайшей позиции, потому что постоянно летел поток металла».

Спрашивать ни о чем не хочется. Просто смотришь на мемориальную плиту и понимаешь, что тут, именно на этом месте, погиб человек. Погиб, чтобы защитить свою семью, своих товарищей, свою землю. Мы продолжаем идти дальше – спускаемся к той самой площадке у кафе, на которой «Рева подбил украинский танк. Навстречу нам поднимается Олег Ветер – ветеран подразделения «Восток», а на момент 2014-го года командира группы разведки, которая «работала» по диверсантам ВСУ в районе Саур-Могилы. «Рева» не может не отметить: «Хорошо, что мы встречаемся в такой обстановке, белым днем, друг другу улыбаемся».

Мы идем в развалины кафе, даже осматриваемся внутри помещения, в подвале – все выглядит почти так же, как и пять лет назад. Сложно представить эмоции бойцов, которые каждый год возвращаются на эту вершину, каждый раз вспоминают, что тут произошло, кого и как они тут потеряли.

«Когда вышел из кафе, уже видел ствол танка. Было сложно сделать выбор, куда стрелять, так как у меня был один заряженный выстрел, – продолжает свой рассказ «Рева», когда мы снова выходим на площадку. – Танк уже целиком стоял на площадке. Я выпустил снаряд. «Сема» хромал за мной с одной стороны, Назар – в другую сторону. Я только сделал выстрел и сразу присел, а рядом со мной легла пулеметная пуля – танкист успел повернуть пулемет, но провернул оружие чуть дальше. После моего выстрела танк сразу покатился назад, а второй танк, не понимая, что происходит, тоже начал откатываться вниз.

Вокруг горела именно земля, ничего не было видно из-за сплошной занавесы дыма. Грохот тоже стоял сильный. По стеле издалека работали еще три БМП. Я не мог по вспышкам точно оценить дистанцию: но со второго выстрела я попал в «бэху», которая вела огонь. В итоге украинская атака немного захлебнулась, но в этот момент мы уже потеряли «Медведя»…

На Саур-Могиле всегда ветрено. Солнце палит беспощадно, но сильный ветер постоянно посвистывает, гулко хлопает оставленными на вершине флагами, слегка покачивает колокол. Такой потрясающий вид донбасской природы и такие страшные истории сплетаются в одну цепь на этой высоте. Вершина пустеет, становится совсем тихо, даже безмолвно, и только порывы ветра вроде бы иногда доносят голос отца Бориса – Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй.

Автор: Виктория Толкачёва
Фоторепортаж: Давид Худжец 

Подписывайтесь на нас в Телеграме и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.


Новости партнеров