«Прихожан – сжечь, священника — расстрелять…»

С началом Великой Отечественной войны священники полной мерой разделили судьбу своих прихожан.

На рассвете 9 октября 1943 года в приходскую церковь белорусского села Хойно ворвались фашисты. Священнику Косьме Раине приказали разоблачиться, повели в полицейский участок, обыскали. Документы и часы офицер отдал переводчику. «Вам они больше не понадобятся», — улыбнулся тот. И два солдатика-чеха повели батюшку на расстрел.

…Протоиерей Косьма Раина был потомственным священником. Его отец с крестом и Евангелием плавал на военных российских кораблях и скончался от ран, полученных в битве при Порт-Артуре. Немецкая оккупация застала протоиерея и его большую семью — а было у него семеро детей — в Пинском районе Брестской области и сразу поставила перед выбором.

Вопрос, кому подчиняться, был далеко не внутрицерковным, а молитва «о стране нашей, властях и воинстве ее» приобретала в условиях оккупации политический смысл.

Оккупационные власти требовали молиться «об освобождении страны российской и победоносном германском воинстве». Но отец Косьма каждый раз читал молитву каноническую. А когда на него доносили, говорил, что забылся, прочитал по инерции.

Нет, не безбожным властям служил отец Косьма, а пастве своей, народу православному, на плечи которого обрушилось тяжелое бремя войны.

Этот народ день и ночь тек и тек на восток по лесным и полевым дорогам — беженцы, раненные, окруженцы, и матушка то и дело выпекала хлеб, варила картошку, помогала одеждой, обувкой, лекарствами. Раненые причащались, просили молитв за павших товарищей, за себя и близких.

После традиционного пасхального богослужения отец Косьма объявлял сбор подарков для детей и партизан. А через несколько дней, обливаясь слезами, отпевал посемейно расстрелянных и сожженных жителей недалекой деревни Невель. Затем ехал в глухую деревеньку Семиховичи — базу партизан — и в небольшой церквушке, которую, смалодушничав (Бог ему судия), бросил молодой священник, причащал больных и раненых, крестил детей, отпевал умерших и погибших.

Как учителя уходили в гетто с учениками, как врачи принимали смерть вместе с ранеными, так и священники разделяли судьбу прихожан.

Приходской священник Иоанн Лойко принародно благословил сыновей Владимира, Георгия и Александра в партизаны. «Мое оружие на врази крест святой, поруганный супостатами, и слово Божие, а вы будьте Богом хранимы и честно служите Батьковщине». Отца Иоанна каратели сожгли вместе с прихожанами в церкви. После войны на месте того страшного пожарища установили обелиск, где поначалу было и имя священника, но потом почему-то исчезло.

Священник Николай Пыжевич, друг отца Косьмы, помогал раненым красноармейцам, был в добрых отношениях с партизанами и даже распространял листовки. Донесли. В сентябре 43-го в Старое Село нагрянули каратели. Батюшка выскочил в окно и уже было скрылся в лесу, но, оглянувшись, увидел, как дом его, где остались жена и пятеро дочерей, заколачивают досками и обкладывают соломой. «Я здесь, — закричал он. — Меня берите, Богом прошу, детушек невинных пожалейте…»

Офицер ударом сапога бросил его на землю и расстрелял в упор, а тело священника бросили в уже пылающий дом. Через какое-то время полностью было уничтожено и все село, а жители его сожжены в храме.

Летом 1943 года к командиру партизанского соединения генерал-майору В.З. Коржу слезно обратились родственники погибшего… полицая. Никто, мол, из священников не соглашается отпевать покойника, не пришлете ли своего партизанского батюшку? В отряде служил тогда протоиерей Александр Романушко. В сопровождении двух партизан-автоматчиков он явился на кладбище. Там уже стояли вооруженные полицаи. Облачился, немного помолчал. И вдруг:

— Братья и сестры! Я понимаю большое горе матери и отца убитого. Но не наших молитв заслужил во гробе предлежащий. Он изменник Родины и убийца невинных стариков и детей. Вместо вечной памяти мы все, — он высоко поднял голову и возвысил голос, — произносим «анафема»!

Собравшиеся оцепенели. А священник, подойдя к полицаям, продолжал:

— К вам, заблудшим, обращаюсь: пока не поздно, искупите перед Богом и людьми свою вину и обратите оружие против тех, кто уничтожает наш народ, в такие вот могилы закапывает живых людей, а в храмах заживо сжигает верующих и священников…

В группу базирования отец Александр привел почти целый отряд, и был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» 1 степени.

…А 9 октября 1943 года два солдатика-чеха повели на расстрел протоиерея Косьму Раину. Возле церкви он пал на колени и стал усердно молиться. Сколько прошло времени, не помнит, но когда поднялся с колен, возле себя никого не увидел. Перекрестившись, батюшка с молитвой двинулся в сторону кустарника. А потом опрометью кинулся в спасительный лес.

После был партизанский лагерь, встреча с сыновьями. Вместе отвоевывали у фашистов матушку, которую немцы с другими партизанскими женами и детьми хотели было отправить в концлагерь.

За праздничным столом всей семье приходского священника Раины удалось собраться лишь в 1946 году.

Последние свои годы Косьма Раина провел в поселке Ольгино под Питером вместе с матушкой и дочерью Ангелиной, работавшей здесь участковым врачом. Погребен он в Серафимовской церкви у алтаря. Отошел в мир иной и старший сын Петр. Отпартизанив и отвоевав в действующей армии, он затем долгие годы в сане священника служил в Белоруссии, Москве, Подмосковье, был настоятелем православных храмов в Александрии и Сан-Франциско. Священником был и Павел, но был отстранен коммунистическими властями от должности, и за тунеядство — никто не хотел брать на работу бывшего священника — едва не угодил за решетку. Спасли партизанские награды. Священствовать он больше не мог, и многие годы руководил приходским советом в том храме, где покоится прах его отца. Он и рассказал мне о партизанских священниках. Мы много с ним беседовали об этом. Он подарил мне свою книжку, изданную небольшим тиражом. Но, к сожалению, в свой очередной приезд в Питер, я его в церкви уже не нашел… Похоронен он здесь же, на Серафимовском кладбище.

Александр Калинин

Источник: Столетие