Станислав Смагин: Листая старую тетрадь убитого коллаборанта

На днях, 19 февраля, была 65-я годовщина печального события, ставшего для России настоящей гуманитарной и геополитической Цусимой, которую в итоге удалось преодолеть, но лишь через втягивания в полосу новых цусим, больших малых. Речь, конечно, о совершенной с грубейшим нарушением всех норм и законов передаче Крыма и Севастополя из РСФСР в УССР. Сиюминутно это решение имело элементы разумной логики, связанной с логистическими и хозяйственно-экономическими вопросами, с банальной большей географической привязанность Крыма к Украине. Глобально – продемонстрировало порочность национально-территориальной политики советской власти, являвшейся одним из самых ее слабых и ущербоемких мест, а в итоге еще и сыгравшей роковую роль в ее судьбе. С одной сторон, произвольная перекройка внутренних границ и произвольное формирование внутри них новых искусственных наций, одна из которых в очень значительной степени была как раз украинская, были скрытым вызовом старушке-Истории в рамках общей дерзкой заявки на вековечность красной империи. С другой – строить вековечную империю на фундаменте из мин и гранат это довольно-таки сомнительная дерзость, больше похожая на самоубийственное лихачество.

После Хрущева советская национальная политика обрела условную приемлемость, базировавшуюся на сложной системе сдержек и противовесов — равновесие в этой сфере поддерживалось тем, что на одной чаше весов лежал посыл «сильное государство держит под спудом национальные проблемы», а на другой – «национальные проблемы не подрывают стабильность государства». Как только внутренний кризис и внешние воздействия стали государство подтачивать, национальный вопрос вышел наружу и сделал кризис еще сильнее. В результате весы лихорадочно закачались из стороны в сторону,  затем же и вовсе развалились. Огромную роль в этом сыграл не к ночи помянутый Б.Н.Ельцин, предавший Крым еще раз и уже, в отличие от советско-партийных чиновников (впрочем, «в отличие», учитывая ельцинскую карьеру до 1987 года включительно, смотрится здесь лишним) уже вполне сознательно – в 1991-м в Беловежье и в 1997-м подписанием «большого» российско-украинского договора.

Крым удалось вернуть, дорогой ценой, которую мы далеко еще не полностью оплатили. Однако актом 1954-го события советской истории полуострова, эхо которых до сих пор доносится до нас и выливается в актуальные политические проблемы, отнюдь не исчерпывается. Речь, как кто-то уже, наверное, догадался, о школьном учебнике по истории Крыма для десятого класса, где приводятся факты серьезной вовлеченности представителей крымскотатарского этноса в коллаборационистские структуры и деятельность в годы Великой Отечественной. Представители общественности этого этноса выразили возмущение и потребовали учебник запретить, что в итоге, кажется, и будет сделано.

Все это мы уже не раз видели. И претензии к учебнику русской истории за авторством профессоров Вдовина и Барсенкова со стороны либеральной интеллигенции и одного маленького, но гордого северокавказского народа. И извинения историка И.Пыхалова перед другим маленьким, но гордым северокавказским народ, родственным первому и одновременно оспаривающим пролегающую меж ними границу. Правда, в отличие от Вдовина, Барсенкова и Пыхалова, автор крымского учебника Сергей Юрченко извиняться ни перед кем не собирается и настаивает на своей правоте. Зато внезапно де-факто извиниться решил крымский историк Андрей Мальгин, чьи работы по крымскотатарскому коллаборационизму стали для Юрченко одним из главных источников.

Мальгин заявил: «Мне очень жаль, что моя работа, появившаяся в определенный исторический момент и в совершенно иной общественно-политической ситуации, была использована для читателей, которым она вовсе не предназначалась, и в контексте, на который не была рассчитана». Вероятно, с уважаемым Андреем Витальевичем уже успели пообщаться крымскотатарские активисты, деликатно сообщившие ему волю своего народа (точнее, некоторых его кругов), но все равно, даже наступившее глубокое и искреннее покаяние и осознание этой воли не должно мешать хоть сколь-нибудь внятно объяснить отказ от былых штудий. Что, в «новой ситуации и контексте» и при прочтении «читателями, для которых не предназначалась» работа задним числом превратилась в фальшивку и небывальщину? Не говоря уже о том, что в замечательной книге Мальгина «Партизанское движение Крыма и татарский вопрос», которую автор этих строк успел прочитать до того, как ее автор от нее отказался, как раз таки показывается, что поддержка оккупантов среди крымских татар была очень значительной, но все же не абсолютной, к тому же существовала географическая дифференциация этой поддержки — в Степном Крыму она была меньше, чем в других  местах; к тому же достаточное количество татар было и в партизанском движении. И это я даже не упоминаю о других страницах истории русско-крымскотатарсмких отношений, резонирующих с периодом 1941-1944 гг. и в учебнике не отраженных. Например, о массовом крымскотатарском бандитизме и сотрудничестве с оккупантами еще во время Крымской войны, когда князь А.С.Меньшиков за девяносто лет до Сталина и Берия всерьез планировал выселить татар из Крыма – по крайней мере, проживающих в зоне боевых действий и прифронтовой зоне от Севастополя до Перекопа. Или о возвращении кырымлы на полуостров в конце восьмидесятых – начале девяностых, с самозахватами земель, разбоем, экстремизмом и прочими прелестями.

Мальгин говорит: «Что касается литературы детской, особенно учебной, то и отечественная, и мировая практика давно остановилась на том, что это не место для столь дискуссионных и конфликтогенных тем». Простите – у нас в школе изучают «Архипелаг ГУЛАГ», так что хорошая попытка, но нет. Или вот слышу аргумент – тогда надо и о русском коллаборационизме честно говорить. Опять-таки простите, но разве кто-то скрывает от любой аудитории, включая юную (а к десятиклассникам уже и вовсе применимо определение «молодежь») фамилии Краснов и Власов? Причем даже особо специально не уточняя, что шло за ними явное меньшинство, это как-то и так из контекста информации обычно понятно.

Если из истории конкретно русского этноса вымарывать страницы, затрагивающие ту или иную субэтническую, конфессиональную или оформленную по идеологическому признаку группу (старообрядцев, молокан, верующих и атеистов в целом, казаков, красных, белых), то лучше вместо школьного учебника вручать ежедневник с пустыми страницами, где каждый видит то, что хочет и что рисует ему фантазия, или не видит вообще ничего. Это было бы современно и в постмодернистском духе, но вряд ли полезно для ума и сердца, и хоть некоторые особо рьяные «белые» и «красные» современного пошиба хотят, кажется, именно этого, до подобного маразма все же дело вряд ли дойдет. Однако общественники и лоббисты малых народов хотят повышенной деликатности именно такого рода, и учебниками здесь дело не ограничивается. Еще один излюбленный вид болезненного самоутверждения – война с памятниками. Так, несколько лет назад представители черкесской общественности выразили категорический протест против установки в Сочи бюста императора Александра II, которого они считают одним из главных виновников исхода черкесов (мухаджирства) с территории Кавказа в Османскую империю. Все те же неугомонные крымскотатарские активисты протестовали против памятника «большой тройке» Рузвельт-Сталин-Черчилль в Ялте и  конкретно против фигуры генералиссимуса. Некоторые политики и общественники из числа сибирских татар возмутились идее установить в Тюмени памятник Ермаку, воспринимая его как «кровавого завоевателя Сибири». Во Владикавказе, когда были озвучены планы увековечивания памяти солдата Архипа Осипова, героя Кавказской войны, нашлись недовольные, расценившие это как покушение на дружбу осетин и адыгов. Как говорится в таких случаях, список можно продолжать.

И не надо думать, что попытка активистов малых народов «многонациональной РФ», так сказать, малонационалов от многонационалии, отбелить своих спорных героев и оградить от упоминания бесспорных коллаборантов есть вопрос исключительно исторической политики. Это вопрос политики во всех ее проявлениях. Успешно осуществляемая защита коллаборантов и русофобов прошлого – это важный фактор вольготного существования их идейных наследников в день сегодняшний. Есть ли связь с победной крымскотатарской войной против учебника истории – и тем фактом, что соратник М.Джемилева и один из лидеров террористического (и запрещенного в России) «меджлиса» Энвер Арпатлы, яростно бившийся на февральских митингах 2014 года за «украинский Крым», внезапно получил возможность сделать чиновничью карьеру в Крыму уже российском, затем продолжил ее в Татарстане, а недавно и вовсе стал вице-премьером Карачаево-Черкесии? Думаю, она самая прямая.

Конечно, нужно и знать, и повторять, что не все крымские татары предатели, и поднимать на щит таких людей, как Герой Советского Союза летчик Амет-Хан Султан и правозащитник Юрий Османов, убитый по заказу Джемилева за желание жить с русскими в мире. Но и вычеркивать правдивые факты нет нужды и смысла. Соглашаясь соврать, что какого-то предательства не было вчера, ты потворствуешь новому предательству сегодня.

Станислав Смагин, главный редактор ИА «Новороссия»