Станислав Смагин: Европейский кран. Поворот вправо?
Когда российское правительство решило повысить пенсионный возраст, все штатные работники агитационно-пропагандистского блока мгновенно стали оправдывать данную меру, ссылаясь на западный, в частности, европейский опыт. Интересно, что это говорят те же люди, которые денно и нощно сообщают о смерти Е
Когда российское правительство решило повысить пенсионный возраст, все штатные работники агитационно-пропагандистского блока мгновенно стали оправдывать данную меру, ссылаясь на западный, в частности, европейский опыт. Интересно, что это говорят те же люди, которые денно и нощно сообщают о смерти Европы из-за гей-парадов и наплыва мигрантов. Интересно, что они по-своему правы в обоих случаях, просто резкие конъюнктурные повороты от одного аспекта к другому без желания увидеть всю картину целиком выглядят некрасиво. Действительно, в развитых странах Европы достойная социальная система и инфраструктура (правда, импортировать ее к нам почему-то хотят не целиком, а только пенсионный возраст, который к тому же высок или находится в стадии повышения отнюдь не во всех странах, и подобные меры вызывают резкую критику общества и контрэлит). И действительно, мигранты стремительно превращают Старый Свет в Дивный Новый, в том смысле что обликом крайне отличающийся от привычного для автохтонного населения. Однако эти явления определенным образом связаны друг с другом – ведь мигрантов во многом привлекает именно благосостояние и соцпакет, позволяющий вольготно сесть на шею белому человеку, художественно проинтерпретировав расхожую фразу о бремени этого человека.
Но если повышение пенсионного возраста обычно подвергается критике европейских политиков, то излишняя мигрантофилия – правых. И эти споры уже вышли за пределы плоскости досужих разговоров. Так, в Германии разногласия между желающим ужесточить отсев мигрантов главой МВД Зеехофером и мигрантолюбивой А.Меркель привели к угрозе серьезного правительственного кризиса, ведь большинство членов фракции ХДС/ХСС поддержали Зеехофера. Министр внутренних дел заявил о нежелании «работать с этой женщиной», и «эта женщина», скрепя сердце, приняла ультиматум: до конца месяца Берлин должен утрясти с другими странами ЕС, особенно страдающими от нового переселения народов, пакет совместных мер по утруске и усушке «новых европейцев», в противном случае Зеехофер оставляет за собой право ввести-таки особый режим контроля на немецкой границе.
Отметим, что свою жесткую позицию Зеехофер занял при поддержке и в координации с молодым австрийским канцлером Курцем (странно, что никто еще не назвал его «новым Гитлером», хотя, возможно, уже и назвали). 13 июня Курц, выступая в Берлине, заявил: «Мы считаем, что нужно сформировать ось желающих для борьбы против нелегальной миграции. Я доволен перспективами плодотворного сотрудничества между Римом, Веной и Берлином, которое мы хотим развивать». Упоминание Рима неслучайно – новый министр внутренних дел Италии, лидер правой партии «Лига» Маттео Сальвини тоже сторонник антииммигрантских мер. 11 июня Италия напоказ закрыла свои порты для судна «Аквариус», на борту которого было шесть сотен африканских беженцев. Эммануэль Макрон, в плане риторики и игры мускулами пытающийся играть роль европейского Трампа, только не правого, а леволиберального, назвал шаг итальянцев «циничным и безответственным». Итальянцы в ответ обвинили Париж в лицемерии. А буквально сегодня Сальвини объявил, что правительство проведет перепись цыган в стране. Все, не имеющие документов, будут депортированы, итальянских граждан, «к сожалению, придется оставить».
Кажется, раскол европейского политического класса по вопросу мигрантов, причем раскол, проходящий не по национальным границам, а между правыми и леволиберальными элитариями разных стран, обретает реальные очертания. Преувеличивать его влияние на сегодняшний день и тем более завтрашний день особо не стоит. Констатировать и анализировать – смысл есть.
В речи и, главное, в действия влиятельных европейских политиков прокралось то, что еще недавно считалось уделом маргиналов и радикалов. Вспомним бойню в исполнении Андерса Брейвика, которая была террористическим выпадом с четким и демонстративно обозначенным политическим генезисом. Брейвик специально и не раз проговорил на суде и в своем манифесте, почему он решил перебить молодую поросль правящей в Норвегии партии: перейти все мыслимые морально-этические границы и «слететь с катушек» его заставило то, что ранее с «катушек слетела» норвежская и, шире, европейская элита. К убийству молодых активистов Рабочей партии Бревика подтолкнуло планомерное убийство — как он считал — этой партией и вообще европейским леволибералитетом Норвегии и Европы.
Громкое ответное «не запугаешь!» выглядит, наверное, самой адекватной реакцией на терроризм, вне зависимости от степени правоты пострадавшей стороны, просто исходя из законов политической борьбы. Тем не менее, «не запугаешь!» бывает разное. Заявить по горячим следам о своей непоколебимости — дело нужное, но осмыслить для себя причины произошедшего и сделать выводы на перспективу все равно нужно. Так вот, выводы правящий в Европе леволиберальный класс сделал совершенно не те. С одной стороны, он отрефлексировал бойню как нечто иррациональное, лишенное логики, безумное не столько по форме, сколько по сути. Примерно так же Израиль трактует холокост как иррациональное и уникальное событие, отказывая другим геноцидам, в частности, геноциду армян, в праве на сравнение с ним. Поистине религиозная, я бы сказал, языческая вера в необратимость и естественную, природную, онтологическую безальтернативность глобализации и понятого в либеральном духе прогресса заставляет европейских властителей дум и кабинетов воспринимать несогласных как сумасшедших еретиков, причем слово «еретик» здесь ключевое, обычных сумасшедших среди самих либералов хватает.
С другой стороны, леволибералитет страшно разозлило, что общество и некоторые интеллектуалы робко попытались все-таки разобраться в феномене Брейвика и увидеть в побоище измерения, выходящие за узкие пределы самого побоища. С умалишенного еретика Брейвика и взятки гладки, а вот попытка найти в его словах и действиях некий предмет для обсуждения, пусть даже совсем не для оправдания преступника, это практически пособничество фашизму. Сим грозным клеймом любое обсуждение кровавой драмы и было заблокировано.
Более того, Старый Свет еще больше взвинтил темпы и увеличил масштабы толерантности, мультикультурализма и мигрантофилии. Европейская политика стала похожа на поведение больного циррозом печени алкоголика, узнавшего о своем страшном диагнозе, но вместо лечения удвоившего потребление спиртного, мол, болезнь меня не запугает. Новые грани этого абсурда привели к новым трагедиям. Скажем, «Шарли Эбдо». Не шизофрения ли это — завлекать в Европу толпы мусульман и одновременно глумиться над их святынями, мотивируя это неприкосновенностью свободы слова? Но и здесь всякая дискуссия о причинах и о том, что от чего-то одного — либо миграции, либо свободы кощунств — надо отказываться, была истерично заулюлюкана и стигматизирована. Причем отечественные единомышленники европейских леволибералов не сильно от своих сотоварищей отстали. Один известный музыкальный критик соответствующих взглядов, блистательный в публицистике на профессиональные темы и оставляющий тяжелое недоумение постами на темы общественно-политические, написал длинную заметку в соцсетях. Смысл был таков: ни в коем случае нельзя выдвигать тезисы вроде «да, теракт ужасен и убийство недопустимо, но картинки-то дрянь» с «да, но» через запятую, если уж так не терпится, напишите «теракт ужасен», поставьте точку и уже с нового абзаца — «картинки дрянь».
Да, теракты ужасны, а Брейвик и братья Куаши — так себе персонажи.
Ради Бога! Но — как только у европейцев появилась возможность высказать мнение о происходящем на их земле с помощью демократических процедур, не опасаясь персональной травли и диффамации, результаты стали все более и более показательными. Самый сногсшибательный пример — Brexit, случившийся летом 2016 года и словно приуроченный к пятилетию теракта Брейвика. Бюрократы и операторы леволиберального дискурса, провозгласившие сами себя мозгом Европы, продолжают лечить цирроз водкой, но внутренние органы, сиречь сами европейцы, раскручивают маховик сопротивления болезни и заодно самопровозглашенному мозгу. И если еще в европейском тоталерантном рейхе, как и в любом нормальном тоталитарном образовании, воля и желания простых граждан если и влияли на политику верхов, то далеко не во всех вопросах, и вопросы ценностного выбора, в части, мультикультурности и мигрантофилии, были запретной для демократии зоной, то теперь ситуация чуть поменялась.
В то же время условных – ибо речь не о конкретных личностях, а о типажах — Макрона и Меркель обвинять в такой уж злокозненности не надо. Они сами во многом жертвы индоктринации. Дело в том, что после Второй мировой политические и интеллектуальные элиты европейских стран, как победителей, так и побежденных, решили, что случившаяся бойня напрямую вытекает из национальных и консервативных ценностей, веками питавших и острый галльский смысл, и сумрачный тевтонский гений, и разум других народов Европы. Следовательно, данные ценности надо было всячески искоренять. Далее в черные проскрипционные списки попало христианство, обвиненное в том, что на его базе вырос антисемитизм и, в итоге, холокост. Христианство тоже принялись преследовать и подвергать десакрализации, вплоть до нынешних запретов нательных крестиков и распятий. Политикам такая линия была выгодна, ибо изнеженным и обезличенным стадом легче управлять, левые и либеральные интеллектуалы, которых хлебом не корми, дай что-нибудь развенчать, низвергнуть и деконструировать, включились в игру искренне и с упоением.
В итоге даже в европейском политическом классе воспроизвелось поколение, реально, кажется, считающее толерантность и мультикультурализм не инструментами для управления массами, а истинной и единственно верной системой координат. При этом от агрессивной внешней политики европейцы не отказываются, только ведется она теперь во имя все той же толерантности и прав человека. До основания разрушив сомнительными догмами ума и тела своих граждан, правители Старого Света пытаются навязать их другим странам, а затем пришельцы оттуда, не желающие гибнуть под бомбами, но и не стремящиеся «толерироваться», приносят бомбы в их собственный дом. Противопоставить нечего. Помнится, либеральный журналист Николай Усков возвышенно мечтал о разложении мигрантов развратом, гомосексуализмом и беспорядочными половыми связями. Наивный! Человека с Востока изысканными сексуальными практиками не удивишь, а в иных он даст европейцу знатную фору. Вот только предаваться утехам мигранты будут не во всех смыслах бок о бок с европейцами, а, опять же во всех смыслах, за их счет, новогодняя ночь-2016 в Кельне тому порукой.
Есть ли рецепт лечения? Есть, но ждать его применения от нынешних европейских политиков и интеллектуалов бесполезно. Рецепт сей прост – регенерация прежних национальных, религиозных и духовных основ идентичности. Силе можно противостоять только другой силой, а не подчеркнутым либерально-гуманистическим бессилием. Разделительная стена между католиками и протестантами в Белфасте, почти непроницаемые границы между сербами, хорватами и мусульманами в Боснии и Герцоговине – это крайности, но полное отсутствие любых, что государственных и национальных, что морально-этических границ – крайность другая, намного более пагубная. Положа руку на сердце, тем же сербам с бошняками и сторонам ольстерского конфликта в чем-то можно позавидовать. С их обостренным национально-религиозным самосознанием и четко выраженным образом Чужого, пусть даже создающим жизненные и бытовые неудобства, они в сегодняшней Европе парадоксальным образом в большей безопасности, чем изнеженные, миролюбивые и провозглашающие «все люди братья» французы, немцы, голландцы.
Сможет ли что-то сделать назревающая старосветская фронда в лице Курца, Зеехофера, Сальвини и иных проникших во власть противников миграции? Поверхностно, на уровне пресечения последствий – возможно. На уровне устранения фундаментальных причин – вряд ли. Перечисленные политики они ведь пусть и правые, но все-таки либералы. Они ближе не к Марин Ле Пен, тем более не к ее отцу и уж тем более не к европейским консерваторам классического образца, а к Герту Вилдерсу и покойному Пиму Фортейну с их позиции «защитим от исламистов наши великие европейские ценности – гей-парады и курение травки». Поэтому потоп от сорванного крана будут пытаться заткнуть и вычерпать, а вот перекрыть воду не догадаются. Возможно, пока.
Каковы уроки и последствия европейского раскола для России? В актуально-политическом плане для нас мало что меняется, на отношения ЕС-Россия, санкции и прочее – спор о мигрантах влияет мало. В историко-культурологическом плане, наверное, неплохо, если европейцы вернутся к своей базовой идентичности, а мигранты будут жить и поддерживать собственную идентичность в родной среде, ибо «где родился, там и пригодился». Но дальше легких благих пожеланий в деле спасения и возвращения Старого Света к истокам мы идти ни в коем случае не должны – самим бы вернуться и спастись. И вот это как раз главный урок для России. Наш правящий класс ведь тоже хочет выстроить у нас некую абстрактную российскую нацию, причем не на кажущемся крамольным русском фундаменте, а на основании все тех же размытых общечеловеческих ценностей, безликой, лишенной национального содержания Конституции и подчеркнутого равенства всех этносов страны, но равенства в чем? – вновь в безликости. Естественно, результат будет, а во многом уже и есть аналогичный европейскому. Руководителям РФ имеет смысл задуматься, были бы татары сейчас мирным и дружелюбным народом, проходи в свое время их вхождение в лоно русской цивилизации на основании принципов Просвещения, постмодернизма и многотомников Фуко с Хабермасом.
Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»