Дмитрий Бабич: Меркель не позволит Донбассу жить спокойно
Президент России Владимир Путин намерен в субботу, 18 августа, встретиться в Берлине с канцлером ФРГ Ангелой Меркель. Как заявлено, на встрече будут обсуждаться вопросы Украины и Сирии. Почему было принято такое внезапное решение о переговорах и чем они могут закончиться, ответил обозреватель Sputn
Президент России Владимир Путин намерен в субботу, 18 августа, встретиться в Берлине с канцлером ФРГ Ангелой Меркель. Как заявлено, на встрече будут обсуждаться вопросы Украины и Сирии. Почему было принято такое внезапное решение о переговорах и чем они могут закончиться, ответил обозреватель Sputnik International Дмитрий Бабич.
«Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков сказал, что речь будет идти об Украине и Сирии. Но понятно, что, скорее всего речь также пойдет об отношениях России и Запада. Это интересно, потому что так называемый «нормандский формат» умер год назад. Последняя крупная встреча в рамках «нормандского формата» между Францией, Германией и Россией состоялась как раз в августе прошлого года. После этого на какое-то время «нормандский формат» заменили встречи Суркова и представителя США Волкера. Но, похоже, что у Суркова и Волкера ничего толкового не получилось, поскольку американцы, безусловно, стоят на стороне киевского режима, и не хотят вникать в детали. Украина от США далеко, и им кажется, что никакой угрозы здесь нет.
Европейцы тоже стоят на стороне киевского режима. Иногда звучат заявления, что Меркель или Макрону война на Украине не нужна, и они ведут стороны конфликта к примирению — это не совсем так. Они могут привести к замирению только так, чтобы победил Порошенко. Другой вариант им не нужен, так как они будут рассматривать его как поражение. Нельзя сказать, что это нужно немецкому или французскому народу — они тоже страдают от украинской войны. Просто в Евросоюзе и США сейчас царствует жесткая и негибкая идеология ультралиберализма, которая просто не может быть неправильной.
К ситуации на Украине нынешние европейские элиты относятся именно таким образом: они не могут делать что-то неправильное, а если их схема не работает, то это большая историческая несправедливость. Их бесит, что в 2014 году было оказано сопротивление: они уже полностью записали Украину в свои владения, а кто-то посмел с этим не согласиться. Они воспринимают этот факт, как попытку противостоять ходу истории.
Встреча в Берлине дает надежду на возобновление работы «нормандского формата» или создание какого-то другого варианта ведения переговоров. Германия и Франция отличаются от США в украинском вопросе тем, что им «немного страшно». Если США находятся далеко и рассматривают данную ситуацию дистанционно, то Европа, а особенно Германия, получает украинских молодых людей, которые бегут от призыва — об этом много пишет немецкая пресса. И действительно мощный вооруженный конфликт между Россией и Украиной Германию в самом деле пугает. Поэтому настрой Европы можно охарактеризовать так: это должна быть наша победа, но без каких-то мощных военных действий.
В течение последних лет прослеживается лишь одна стратегия: убедить Путина сдать Донбасс, и желательно без боя. Поэтому были применены санкции, но этим ничего добиться не удалось. Теперь же ситуация изменилась так, что и сама Европа частично оказалась под санкциями со стороны США: Америка запрещает европейским компаниям торговать с Ираном. И в этом контексте встреча Путина и Меркель должна быть интересной.
Я не верю только в одно — в добрую волю госпожи Меркель, не верю, что она позволит Донбассу жить спокойно. Она будет добиваться сдачи Донбасса Украине, возможно при каких-то условиях, якобы гарантирующих безопасность республикам или дающих дополнительные права русскому языку на Украине. Европа в целом плохо представляет конфликт на Украине и сводит всё к тому, что хорошие люди в Киеве и Львове хотят в ЕС, а Россия им мешает. С этим якобы связаны все неудобства, и их нужно устранить для решения проблемы. Поэтому я считаю, что прорывных итогов от данной встречи ожидать не стоит, потому что Меркель — это воплощение идеологии ультралиберализма, о которой я говорил».