Армия едина, зима внезапна, а враг труслив. Репортаж с передовой Донбасса
-
Фото: Георгий Медведев
Долгожданный выезд на позиции бойцов легендарного комбата Длинного откладывался несколько раз по причинам, которые не зависели ни от нас, ни от него.
За людей не держат никого: ни чужих, ни своих
То офицера вызывали по другим задачам, то вмешивалась сама природа, превратив фронтовые дороги в болото, из которого даже УАЗики, предназначенные, казалось бы, именно для такого, приходилось вырывать лёгкой бронёй.
И вот, наконец, мы сидим у Длинного, ожидая команды к выезду, и охотно принимаем приглашение переместиться из машины, где уже откровенно холодно стало ждать, в излюбленное каждым солдатом место: поближе к кухне. Один из бойцов коротко инструктирует: где тарелки, где ложки, где первое, а где второе. Мои спутники благодарят, но я дополнительных приглашений не жду. Тут же вспоминается, что самый вкусный суп – армейский. И сколько не пытайся сварить такой дома, даже с тушёнкой, и близко не будет стоять варево, а уж если приготовлено оно было бойцами ещё и в закоптившемся с годами котелке…
Ожидание выдвижения непосредственно на фронт коротаем долгими и непринуждёнными разговорами обо всём на свете, преимущественно, вспоминая события периода мариупольской операции, о которой каждому из нас есть, что вспомнить. И вдруг беседу прерывает нечто. Что-то – но, однозначно, реактивное. Не говоря друг другу ни слова, лишь переглянувшись, мы втроём рухнули на пол, затаив дыхание и ожидая разрыва.
Звук нарастал, заполняя собой всё, и оттого, как всегда, становилось лишь страшнее. Неизвестность пугает больше всего остального, когда проще принять уже самое страшное, нежели томиться в тревожном ожидании, от которого перспективы этого "самого страшного" только растут. На всю, наверное, жизнь я запомнил пугалку на подступах к Мариуполю. Нырнул, куда глаза глядели, и лежал, как показалось, целую вечность, от чего с каждым мгновением становилось всё страшнее: казалось, что снаряд летит прямо в меня… а разрыва всё нет и нет…
- Самолёт, - констатировал один из моих спутников, отряхиваясь. – Мы встали. Прокатился нервный смешок, разбавивший томительное ожидание.
- Интересно, наш? – все снова засмеялись, но тут же опять сменили тему на серьёзную.
- А какой смысл ВСУ поднимать самолёт, лететь, рисковать… куда они стреляют из него? Оно того стоит?
- Думаю, им всё равно, куда стрелять, - предположил я, вспоминая недавние случаи применения нацистами авиации. Вражеские самолёты поднимались в глубоком тылу, выпуская неуправляемые ракеты по Горловке и уходя назад, не застигнутые нашей ПВО. – Куда прилетит, туда и прилетит.
Спустя несколько минут мы уже ехали в боевом УАЗике, продираясь сквозь фронтовое болото, и убеждались в трагичной правоте своей версии. Бойцы рассказывали, как очередной обстрел со стороны вражеских позиций пришёлся чётко по посёлку, расположенному за спиной наших солдат. Ни одного снаряда не упало на нашу линию фронта, зато населённый пункт подвергся массированному удару: снова разрушения, снова погибшие.
Увы, это далеко не новость касательно того, что происходит в прифронтовой зоне, как сейчас, в период специальной военной операции, так и на протяжении предыдущих восьми лет войны в Донбассе. Более того, временами на некоторых участках фронта, непосредственно на позициях наших бойцов, чувствуешь себя в разы спокойнее, нежели просто пребывая в центре Горловки, Ясиноватой или Донецка, где безо всякого на то повода по тебе могут открыть массированный огонь из тяжёлого вооружения.
Некоторые предполагают: Украина до последнего верила в то, что сумеет захватить Донбасс силовым путём. И если люди, проживающие здесь, киевскому режиму интересны не были, то на землю и инфраструктуру планы были большими. Теперь же, когда стало понятно, что никакого украинского будущего у ЛДНР быть не может, нацисты уничтожают всё, до чего могут дотянуться своими грязными лапами. И эта версия имеет полное право на жизнь.
Впрочем, чего уж говорить об отношении к людям Донбасса, когда ещё вчерашних своих "побратымов" за людей нацисты не считают. Во всяком случае, за тех, кто достоин быть похороненным, а не брошенным гнить в полях. Вероятнее всего, даже шансы на жизнь были бы у некоторых, обрати на них кто внимание. Но нет.
- Мы зашли на позицию, отбили её, начали окапываться, чтоб закрепиться самим, и тут меня зовут мои, - рассказывает боец по имени Олег. – Подхожу, а там в небольшой яме тела лежат. Уже разложившиеся почти.
Я уточняю, на всякий случай: то есть не те, кто погиб прямо сейчас, в бою, а были убиты гораздо раньше? Солдат подтверждает: тела пролежали там, по меньшей мере, месяц. И за всё это время их сослуживцы побоялись даже попытаться вывезти их с передовой, не говоря о том, чтобы эвакуировать при собственном отступлении. Своя шкура дороже.
Зима не застанет врасплох
Одна из фраз, которую мы любим повторять, - про внезапный снег среди зимы, которого никогда не было и которого никогда не ждали. Так обычно характеризуют работу коммунальных служб (к слову – только не в прифронтовой зоне, где сотрудники коммунальных служб выше всех похвал). Но внезапность зимы возможна, где угодно, но только не на передовой.
По раскисшей дороге машина доставляет нас на передовую, где тут же начинается долгий и обстоятельный диалог Длинного со своими бойцами. Говорят обо всём, что необходимо фронту во имя того, чтобы достойно встретить зиму и не столкнуться с массой проблем.