Вышедшие из русских
Мы живем в парадоксальное время, когда маршем в защиту русского образования в Латвии больше всего в России возмущены даже не либералы, а «русские националисты», разоравшиеся на всю сеть, что никаких русских в Латвии нет, а есть русскоязычные туземцы, не желающие учить евопейский язык, да
Мы живем в парадоксальное время, когда маршем в защиту русского образования в Латвии больше всего в России возмущены даже не либералы, а «русские националисты», разоравшиеся на всю сеть, что никаких русских в Латвии нет, а есть русскоязычные туземцы, не желающие учить евопейский язык, да и вообще слишком много не стремящихся ассимилироваться русских завезли в Латгалию в советское время — виноваты во всем, как вы уже поняли, имперские амбиции.
Характерно, что людей плющит уже даже не от портретов Сталина 9 мая, а от идеологически нейтральной акции против планируемого латвийскими властями запрета русских школ, проведенной в правозащитном, предельно не агрессивном и вполне европейском ключе. Вся эта публика ревнует, что кто-то использует слово «русский» не так, как нравится им — что кто-то оспаривает право пиплхейтеров, презирающих собственный народ вырусей, нести свою ересь от имени «русского движения».
Правый «движ» в РФ корёжит чудовищным образом, причем именно на уровне базовых, основополагающих понятий. Есть здравые националисты, сохранившие голову на плечах, но на каждого здорового приходится один больной, причем, похоже, в терминальной стадии. Раньше беда Русских маршей была в том, что на них приходили зигомёты, но оказалось всё гораздо хуже — зигомёт может вырасти и прекратить вскидывать к солнцу ладошку, а вот с отсуствием базового понимания, кто такие русские и что такое национализм, ничего не сделаешь.
Отстаивание своего языка, культуры, истории — это основопагающие понятия для национальной идентичности, вообще-то. Русское образование важнее экономики, важнее пьяных ельцинских границ, важнее Путина -это всё уйдет, а прошедшие через школу молодые поколения на просторах разорванной в 91-м году страны останутся, и на каком языке они будут говорить и думать — вопрос для националиста ключевой. Это просто азбука. За свой язык цепляться надо, держаться за него, несмотря ни на что, но этот тезис для поклонников какого-нибудь Мальцева или Басманова — не просто пустышка, а повод для возмущения.
Наталья Холмогорова верно подметила сложившуюся ситуацию в статье к очередному, уже бесповоротно умирающему Русского маршу:
«»Движ» сформировался как движение антиинтеллектуальное и нигилистическое, как субкультура, враждебная «большой» русской культуре, стремящаяся как можно больше в ней обесценить и отбросить.
Враждебен он был и русским людям — как живым, так и умершим. Так называемые «овощи» (обычные русские, не принадлежащие к Движению) для члена «движа» были предметом презрения, насмешек и одновременно жгучей обиды на то, что «они нас не ценят, а ведь мы для них стараемся». Прошлое, настоящее и будущее русского народа представало исключительно как цепь бед и неудач; несчастья русских откровенно смаковались; мысль, что, может быть, русских не всегда бьют и не всё у них так беспросветно, встречалась с негодованием.
Русофобия русских националистов поражала и вызывала тяжелое недоумение; но не замечать ее было невозможно. Порча самоненависти проела Движение, как ядовитая плесень. Иногда казалось, что в «движ» косяками идут люди с какими-то тяжелыми проблемами идентичности и национального самосознания, для которых объявить себя русским националистом — единственный способ не свихнуться на почве ненависти к собственному народу и не повеситься от отвращения к русскому-себе.»
Если возвратить нынешнее нацдвижение в октябрь 1993 года, то две трети «движняка» будет просить Гайдара раздать им автоматы и с именем Ледовласого направить карать засевших в Верховном совете «совков и ватников». Чудовищно. Даже Баркашова на них нет.
Андрей Песоцкий